Пусть со стороны и казалось, что нет ничего проще, чем перечислить пару моментов из прошлого и убедить излишне подозрительного кузена в том, что ты, это ты, а ни какая-нибудь самозванка, решившая занять место его давно пропавшей сестры, но так только казалось… воспоминания давались нелегко.
Ей приходилось говорить, потому что другого выбора у нее просто не было. Молчание сулило обратиться еще большими проблемами, чем ее попытки оправдаться в глазах того, кого она когда-то так сильно любила, слепой детской любовью.
Сквозь боль. Сквозь слезы. Сквозь нежелание вновь окунаться в ранее закрытый мир скорби и чувства вины. Раз за разом переживая дорогие сердцу моменты, с головой окунаясь в этот омут, цепким топким болотом утягивающим девушку на самое дно собственных страхов, сомнений и вины, изнуряюще посасывающей где-то под ложечкой.
Когда-то ее жизнь полностью состояла из таких вот воспоминаний. Согревающих. Солнечных. Приятных. Крис уезжал домой в Палм-Спрингс и Малия могла часами перебирать в голове их совместные моменты в ожидании возвращения любимого кузена. Улыбаясь своим мыслям. Прижимая к груди подушку, на которой он когда-то спал. Это не было сумасшествием или маниакальной зависимостью, просто никто и никогда не понимал девочку так, как двоюродный брат; даже мама не всегда справлялась с подобными обязанностями, что уж говорить про отца, а Кристиан… Кристиан всегда знал, как нужно поступиться к кузине, какие слова подобрать, когда подставить крепкое надежное плечо, а когда заключить малышку в утешающие ласковые объятья. Он понимал ее без слов. Чувствовал на эмоциональном уровне. Разделял ее проблемы на двоих, беря на себя большую часть трудностей. Не отмахивался и не спешил избавиться. Жертвовал собой и собственным временем в угоду маленькой вредины, лишь бы больше не видеть хрустальных слезинок, струящихся из ясных глаз. Согласитесь, таким отношением к себе стоит дорожить, ведь не каждый готов ставить чьи-то приоритеты выше своих, а Крис готов… а Крис ставил Малию на порядок выше себя и, за это девочка любила его самой искренней, самой не предвзятой, самой сильной любовью – детской любовью.
Оказавшись заточенной в шкуре койота, ей пришлось отказаться от многих вещей, которые когда-то казались привычными, а теперь отравляли беззащитную израненную душу. Много лет ушло на то, чтобы заставить себя не думать… отказаться от человеческого прошлого, надежно заперев его в чулан волчьей души, дабы избавиться от разрушающих страданий, ведь ей вполне хватало угнетающего чувства вины.
И вот, когда казалось, что прошлое наконец-то осталось в далеком прошлом, там, где ему и надлежит быть, ее клещами вырывают из пушистой тюрьмы и выкидывают на раскаленные угли человеческой жизни, возвращая волчицу обратно к тому, от чего она так быстро бежала, отчаянно закрываясь от желания вернуться в человеческий мир, в котором остались дорогие и любимые сердцу люди.
Первым испытанием стала встреча с отцом. Спустя восемь бесконечно долгих лет, оставленных позади в наказание за свершенное преступление, вновь окунуться в когда-то прожитые годы, заново переживая те моменты, хранимые в темном чулане волчьей души.
Было трудно, но Малия справилась. Не с успехом, конечно, но девушка старалась. Генри всегда был скуп на эмоции. Он переживал, но делал это как-то по-своему. Возможно, внутри него извергались тысячи эмоциональных вулканов и его душа буквально низвергалась в пучину ада, но внешне… внешне мистер Тейт предпочитал сохранять показательное спокойствие, отваливающиеся в его глазах не холодным безразличием, а глубокой скорбью личной драмы.
Второе испытание она проходила сейчас. Незапланированная встреча с кузеном проходила не слишком гладко, даже можно сказать с некоторыми трудностями в понимании и доверии. В отличие от своего дядюшки, Кристиан никогда не скупался на проявление эмоций. Если он чему-то радовался, то делал это от души. Если его поглощало горе, то он позволял ему поглотить себя без остатка, расщепив сильное молодое тело на составляющие его молекулы.
Сейчас им управляли силы гнева. Возмущенный бестактностью девицы, посмевшей, по его мнению, нажиться на чужом горе, разъяренный ее наглым поведением, отказывающейся предоставить незнакомке шанс доказать, что она и есть та самая малышка Малия, которую он когда-то так сильно любил, просто слишком много времени прошло с момента их встречи и малышка успела вырасти, превратившись в молодую девушку, отказывающейся верить в то, что такое возможно… что спустя невыносимо долгих мучительных восемь лет, его обожаемая кузина вновь откроет входную дверь его души, ступит на порог, улыбнется своей ангельской улыбкой и до боли знакомым голосом произнесет: «я дома»…
В какой-то степени Малия понимала своего брата. Понимала и разделяла его боль, ибо окажись волчица в подобной ситуации, она бы сама до последнего не верила в реальность происходящего.
Находиться рядом с ним в закрытом помещении было невыносимо сложно. Кристиан перекрывал Малию эмоционально. Гнев господствовал над волнением, вытесняя его на задворки происходящего. Ярость глушила вспышки ярости от свершения данной встречи, пусть и не такой желанной, но все же волнительной для обоих. Боль утраты перебивала боль воспоминаний. Слова давались с трудом, но стиснув зубы и сжав руки в кулаки, Малия смело шагала по закоулкам своей памяти, выуживая из бесчисленных ящиков только самые памятные необходимые моменты, связывающие их с Крисом воедино.
Он делает несколько шагов вперед. Сердце в груди замирает, а волк встает в оборонительную стойку, обнажая ровный ряд острых, как лезвие зубов.
Его рука тянется к ней. Малия задерживает дыхание, не сводя внимательного выжидающего взгляда с двоюродного брата, но рука плавно опускается вниз, так и не коснувшись пылающей щеки.
С губ срывается непроизвольный вздох, но не облегчения, а скорее разочарования, ведь он все еще не верит ей… даже после стольких откровений, Кристиан все еще сомневается в ее подлинности и, Малия старается не давить на него. Вспоминая мудрые советы Стайлза, девушка старательно прибегает к тактичности, призывая на помощь все свое терпение, ибо… ибо нет ничего сложнее, чем ждать… хочется, чтобы Кристиан поверил ей здесь и сейчас.
- На обороте дневника перед тем, как зарыть, мы сделали запись. Что мы написали?
Вполне ожидаемый вопрос. Этакая дополнительная проверка на вшивость.
Девушка тяжело вздыхает, демонстративно закатывая глаза, но покорно принимая правила его игры.
Ладно, если Крис решил поиграть в следователя и устроить ей допрос с пристрастием, то почему бы и нет. Главное, чтобы молодой человек не додумался включить яркий свет и слепить ей глаза или чего хуже, не взялся за паяльную лампу! А пока, это безобидные вопросы, Малия готова отвечать на них, лишь бы он перестал смотреть на нее, как на врага и ненависть отпустила его сердце.
- Это была клятва, сделанная на крови, где мы пообещали друг другу хранить вечно наши тайны и не раскрывать их другим, даже под страхом смерти, - совершенно будничным голосом, унимая свое раздражение, отвечала волчица.
Она помнила ту идиотскую идею, написать клятву, обязывающую их хранить молчание. Они составили текст, согласно всем вычитанным правилам и канонам, взяли с собой иглу для шитья, дабы скрепить произнесенные слова кровью и оставить отпечатки пальцев на бумаге, а затем отправились в свое тайное место, дабы свершить задуманное. Тогда это все казалось чем-то таким серьезным и на удивление важным, а теперь… теперь эти шалости вызывают лишь только теплую улыбку на лице.
Уголки губ Малии дрогнули.
– Почему именно дерево-монстр было выбрано нашим потайным местом?
- Потому, что оно казалось нам более надежным и отпугивающим, ведь не зря же я называла его «монстром», - передернула плечиками, словно сбрасывая с себя чьи-то невидимые руки, - Мне казалось, что оно будет нам отличным защитником, ведь его вида страшились многие, особенно в темное время суток, когда дерево начинало отбрасывать свои зловещие тени.
Под дверью, ведущую в родительскую спальню, послышалось легкое скуление и тень черного влажного носа, старательно принюхивающегося к происходящему внутри. Аполлон жалобно поскуливал, скребя лапами по полу, ибо хотел находиться рядом со своей хозяйкой, чувствуя ее сбитый эмоциональный фон. Он хотел поддержать ее. Ткнуться мокрым носом в теплую ладонь. Потереться головой о ногу. Сесть напротив и посмотреть на нее поддерживающим взглядом. Но дверь была закрыта. И не просто закрыта, а заперта, что собственно являлось для пса непреодолимой преградой.
Малия кинула на входную дверь мимолетный взгляд, нахмурив брови. Она понимала желание своего верного друга и даже разделяла его, но сейчас была не самая подходящая атмосфера для его появления, если девушка кинется к выходу, Крис может расценить сей жест, как попытку к бегству и, тогда о примирительной беседе можно смело позабыть.
- Назови имя мальчика, который задирал тебя в школе. Что я подарил тебе на восемь лет? Куда мы ездили в наше последнее лето? Что там случилось?
Скинув в удивлении бровью, волчица недовольно цокнула языком, сцепив руки на груди:
- Хэй, шериф, ты не слишком заигрался в следователя, - не выдержав атмосферы допроса, Тейт попыталась намекнуть братцу, что как бы уже хватит разыгрывать из себя неприступную крепость; по ее мнению, она уже достаточно рассказала для того, чтобы пробить эту стену недоверия, но Кристиан все еще отказывался принимать ее в свое сердце, закрываясь от правды треснувшим щитом, сотканным из ора и негодования.
- Это был Гарольд Дотт, вредный мальчишка с соседней улицы. На восемь лет ты подарил мне браслет, который сделал сам. В последнее лето, мы ездили на озеро, где ты распорол себе ногу о разбитую бутылку. Тебе наложили швы. Воспользовавшись твоим положением, я постоянно предлагала тебе поиграть в больницу, - устало выдохнула Малия, отходя к окну, ибо из-за повышенных децибелов в комнате, внутренний зверь буквально содрогался от желания вырваться на свободу и, девушке приходилось прилагать все свои усилия, дабы сдерживать зверя в клетке и не позволить ему расправиться с Кристианом, ведь очередной смерти, произошедшей по ее вине, девушка точно не выдержит.
Его слова эхом звучали в ее голове. Они были подобны колокольному звону, но только не утихающему, а наоборот, нарастающему. Руками вцепившись за край подоконника, Малия крепко зажмурила глаза, уговаривая волка не горячиться и дать ей шанс самой разобраться во всем, но койот не унимался. Он не хотел отступать. Уставший от этих бесконечных драм и терзаний, он просто хотел сделать хоть что-нибудь, что поможет ему вернуть свой прежний облик и сбежать в лес от всех этих проблем и стрессов.
Ее плечи подрагивали. Голова была низко опущена так, чтобы Кристиан не мог видеть происходящих метаморфоз. Клыки то исчезали, то появлялись вновь. Когти скребли по внутренней части подоконника, оставляя на идеально гладкой поверхности глубокие раны. Дыхание отяжелялось, сбиваясь на хрип простуженной гармошки. На лбу выступили крупные капли пота, стекающие по отчетливым морщинам волчьей трансформации. Кровь пульсировала в ушах, заглушая звуки окружающего мира и только недовольное рычание по ту сторону двери и протестующий лай Аполлона, помогли девушке вырваться из когтистых лап койота, утягивающих ее обратно в небытие.
- Ты, что думаешь, я и правда, хотела сюда возвращаться, - хрипло отозвалась девушка, отнимая руки от опоры, - Ты правда думаешь, что как только я вспомнила, кто я есть, сразу же помчалась домой!? Ты ошибаешься, Кристиан, - ее голос звучал надрывно, ломаясь на повышенных тонах, срываясь на шепот и вновь нарастая по мере возмущения, - Я не хотела возвращаться! Я не хотела проживать эту жизнь заново, потому что она заставляет испытывать тупую боль. Ты думаешь, я рада здесь находиться? Видеть отца, в глазах которого застыл немой вопрос, на который у меня нет ответа, потому что я не помню… Я НИЧЕГО НЕ ПОМНЮ ИЗ ТОГО, ЧТО ПРОИЗОШЛО В ДЕНЬ АВАРИИ! ПОНИМАЕШЬ? Н Е П О М Н Ю! Ты думаешь, мне нравится жить в спальне, где нет моей младшей сестры? Смотреть на ее вещи и вспоминать о тех днях, когда мы были вместе. Ты думаешь, мне легко находиться здесь… в этой комнате, где каждая деталь напоминает мне о матери? Нет! Нет, Кристиан! Это невыносимо больно и, я бы отдала все на свете, чтобы не возвращаться сюда… не возвращаться в свое прошлое, от которого я так долго бежала. Мне было бы проще, если бы вы оба думали, что я умерла, - последние слова Малия произнесла чуть тише основной речи, стоя перед кузеном, смотрящим на нее исподлобья, ожидающим хоть какого-то знака свыше, безошибочно дающего ответ на интересующий его вопрос, - Но я не виновата в том, что за несколько месяцев до моего совершеннолетия, появился шериф Стилински и увез меня домой. Я не виновата, что в нашей гребанной стране, дети должны быть под опекой родителей и не умеют права самостоятельно принимать решения относительно своей дальнейшей жизни, - скрипнув зубами, Малия нахмурилась сильнее, вспоминая тот день, когда Скотт и Стайлз, преследуя благие намерения, вернули ее в этот ад, обеспечив девушке долгую и совершенно несчастливую жизнь среди осколков прошлого, - И прости, что я свалилась, как снег на голову. Прости, что это получилось вот так вот без предупреждения. Поверь, если бы вопрос возвращения зависел от меня, то я бы предпочла, чтобы вы с отцом думали, будто меня нет в живых… вы последние люди, кому бы я стала причинять боль, - виновато опустив голову, Малия демонстративно прошла мимо Кристиана, нарочито громко отпирая входную дверь и впуская в спальню Аполлона. Сейчас, как никогда, ей нужна была поддержка и теплые объятья и, если Кристиан не совсем бесчувственный чурбан, то он обязательно уловит ее эмоциональное состояние и поспешит на помощь своей маленькой кузине, пусть уже и не настолько маленькой.
А пока, опускаясь на колени, перед верным другом, Малия обвивает руки вокруг его массивной шеи, прикладываясь щекой к теплой мягкой шерсти, перенимая от Аполлона, любовно уложившего свою огромную морду на хрупкое плечико, флюиды понимания, спокойствия и поддержки, в которых волчица так нуждалась.
