— Миледи?

Санса услышала девичий голос не сразу, увлеченно вычесывая гриву своей старой кобылы. По-хорошему бы, её давно зарубить; ни прыти от нее, ни должной пользы, но девушка до последнего отстаивала животное, ставшее некой ниточкой, что неуловимо соединяла её нынешнюю жизнь, с жизнью прошлой. Здесь, в конюшне, поглаживая гладкую шесть, да нашептывая былые воспоминания в фыркающую морду, она чувствовала себя почти счастливой, старательно собирая вот такие вот минутки воедино и пряча, как можно глубже, — Миледи? — раздается вновь и, вынырнувшая из полузабытья, она выглядывает из денника видя чуть поодаль, у входа Миранду, расплывающуюся в улыбке, да раскланивающуюся, без особого к тому рвения, — Увидела вас через окно. Не против, если я составлю вам компанию? — внимательный взгляд голубых глаз испытывающее долго рассматривал не естественно дружелюбное лицо и прежде чем что-либо ответить, Санса пожала плечами, возвращаясь к своему занятию, — Не вижу причин для отказа. Если у тебя нет работы, можешь скрасить мою, — безразличный голос не выражал ничего, что можно было принять за ложь или иронию, но то, что Санса кривила душой, они обе знали, и, тем не менее, оставались при своих.

— Дивно шьете, ухаживаете за лошадьми. Сколько еще таит в себе загадок леди Винтерфелла? — на распев произнесла случайная собеседница и окинула беглым взглядом помещение конюшни, пряча за спиной скрещенные ладони. Старк одарила ту взглядом искоса и только усерднее принялась вычесывать серую гриву, поглаживая морду, явно недовольной компанией, кобылы, — Не больше, чем то нужно для любой уважающей себя барышни. В жизни все пригодится, — уже изрядно холодные пальцы быстро распутывали сбившиеся колтуны, с которыми не могла справиться щетка, а холодные взгляд то и дело обращался к девушке, не знающей, куда себя деть: то прохаживаться начнет, то замрет у стенки, — А я не умею шить, — и вот она снова идет вдоль денников, распинывая под ногами солому, — Шить, вышивать. Просиживать часами с иголкой в руках. Скукотища, — и правда. Будь на месте Миранды кто-то другой, рыжеволосая, пожалуй, согласилась бы, с подобным утверждением, но сейчас лишь усмехнулась, чувствуя, как напрягается воздух после короткой фразой, — Кто же тебя замуж возьмет, с такими взглядами, — нечто подобное её дорогая матушка, с укором говорила Арье, не желавшей заниматься «этой ерундой» и сейчас, в голосе Сансы, вполне можно было уловить поучительные нотки леди Кейтлин, — Я бы могла уже быть замужем, если бы… — рьяно начатый спич, гаснет к концу, как короткая лучина, быстро вспыхнувшая и отдавшая все свое тепло большему кострищу, — Если бы не я. Я помню, — улыбка, отразившаяся на бледном лице леди Винтерфелла такая же холодная, как лед её голубых глаз. Разговор начал терять любезность и вежливую отстранённость, впитывая эмоции двух северянок, как сухая губка. Вот только умысла злого в словах Сансы не было. Она не пыталась задеть или затронуть чувства Миранды, что теперь глядела на нее лютым коршуном. Разве в словах девушки была хоть капля лжи? Все правда. Как оно есть.

— Лучше расскажи мне, — с прежней улыбкой на губах продолжила она, — Эту дивную историю, как простая девушка полюбила самого лорда, — и снова умысел запрятан где-то в глубине сознания, когда на поверхности витает лишь недюжий интерес, — Люблю сказки, — с хорошим концом, конечно. Эта, наверное, будет исключением. Помолчав с пару секунд, но так и не дав ничего сказать, рыжеволосая, отвлекается от своего дела и встречается с Мирандой лицом к лицу, противостоя недоброму взгляду с нерушимым спокойствием, — Неужели ты думала, что он женится на тебе и ты станешь леди Болтон? — какая романтичная история любви могла бы выйти. А лет через сто, она бы стала легендой и все бы из уст в уста передавали историю о «прекрасном принципе» и простушке, которой очень повезло. Одну из подобных историй им часто рассказывала мама и Санса, конечно же, представляла себя на месте той везучей девушки, пусть простушкой и не была. Но кто не мечтает о прекрасном принце? Жаль, что реальность несколько иная и принцы совсем не те, — Ты и правда так думала? — видя, как собеседница мешкает с ответом, Старк не сдержалась от ироничного «awwww», навешивая на лицо искреннее сожаление, — Это так трогательно, — и даже немного трагично. Она почти прониклась сожалением к барышне, что отдала сердце человеку, который этого совсем не заслуживает, но сожаление это обрывается ровно на том моменте, когда пылающая злобой девушка, хватает ее за шею резко и дергает вперед. Не ожидавшая ничего подобного, Санса делает несколько шагов и падает навзничь, ощутимо встречаясь лицом с холодным каменным полом. Растерянность не дает ей шанса быстро очухаться, мгновение позади раздаются шаги. Девушке ничего не остается, как не глядя лягнуть ногой противницу, уповая на удачу, а самой как можно быстрее подняться на ноги, путаясь в собственных юбках. Она, и Миранда, получившая по колену, выпрямляются почти одновременно и вновь оказываются лицом к лицу. Любой вошедший бы увидел занимательное зрелище, но, отчего-то никто не спешил почтить их свои присутствием и даже конюх куда-то запропастился. В физических баталиях, в отличие от словесных, леди Винтрефелла, увы, победами похвастаться не могла, вот и сейчас, довольно не умело отбивалась от ударов куда более смышленой в таких делах девицы. В конечном счете, зачинщица, будучи ниже рыжей на пол головы, умудрилась прижать ту к каменной кладке и не без удовольствия, приставить, к избавленной от мехов шее, острый нож, чье лезвие блеснуло в воздухе чуть ранее. Тяжелое дыхание Сансы межевалось с тихим хохотом Миранды, в чьих глазах плескалось злорадное торжество.

— В таких сказках, как эта, такие принцессы как вы, хорошо не кончают, миледи, —  девичий шепот пробрал до самых костей и Старк нервно сглотнула, ощущая саднящую боль в области шеи  и кровь, стекающую к  ключице. Была ли она готова к подобной смерти? А к ней можно быть готовой в принципе? Думается, что нет, — Не забывайте об этом, — очередная въедливая фраза, приправленная омерзительной улыбкой и Санса может сделать глубокий вдох, высвобожденная из цепких девичьих рук. Сознание мешает в одну кучу все подряд — боль, страх, унижение — и выдает странную смесь эмоций. Подобных она еще не испытывала и теперь, глядя на красные от крови пальцы, что еще мгновение  назад были прижаты к собственной шее, не уверена, что следующие действия будут верными. Это похоже на пьяное забытье, на болезную лихорадку, на сон, в котором все образы размыты и пульсирует лишь одна единственная цель. Она видит впереди фигуру Миранды, она видит у стены колун, видимо оставленный кем-то из рабочих. Мозг очень быстро сопоставляет эти две составляющие и окровавленные пальцы подхватывают тяжелый инструмент, — Эй, ты, — собственный голос звучит словно из колодца, а картинка перед глазами сужается ровно до одного объекта. Пара шагов съедается памятью, а время, наоборот, растягивается, словно патока, превращая считанные секунды в целый спектакль, финалом которого становится совсем не слово несчастной влюбленной, — Таких как ты, в сказках вообще нет, — с размаху, Санса смазывает по голове девицы тупой стороной колуна и наблюдает, как фигурка падает, крутанувшись чуть в сторону. Для такой субтильной девицы этого вполне достаточно, чтобы отдать Богам душу. Рыжеволосая подошла к телу, едва совладала с дыханием, и по бессмысленному взгляду Миранды, что еще пару минут назад пылал яростью,  все поняла. Неприязненно коснувшись головы носком сапога, она отвернула от себя лицо зачинщицы и поежилась. Нужно ли было ожидать прихода жалости? Сострадания? Должна ли была проснуться совесть или страх взять верх, при осознании случившегося? Она смотрела на мертвую девушку сверху вниз и не чувствовала ничего, что охарактеризовало бы её, как … Ей не было её жалко. Она не чувствовала вины. Что еще?

— М-м-миледи, — конюх появился как раз вовремя и застыл на входе, растерянно глядя на открывшуюся картину. Санса вздрогнула, встречаясь и испуганным взглядом мужчины и выронила колун, чувствуя, как на место пустоты приходит тошнота, — Я … Я никому не скажу, — заверяет её случайный свидетель и она, молча кивнув, несется прочь, боясь быть вывернутой наизнанку.

Она будет долго натирать себя тряпицей в ванной, словно намереваясь смыть с себя не только кровь и грязь, но и все лишние эмоции, сидеть перед зеркалом, прикладывая к ссадинам на лице компрессы из отвара, что принесла участливая служанка. Все, что можно она скроет за распущенными волосами, уверяя себя, что её достопочтенный супруг не очень-то и заинтересован ею, чтобы разглядывать столь пристально, а длинную не красивую рану на шее, спрячет за увесистым украшением, что скроет не только шею, но и весь вырез невычурного платья. Санса уверена, что вполне способна совладать с собой и не выдать ни единой сумбурной эмоции, коими была переполнена, а обед, на который она уже и так опоздала, не станет местом для её очередного линчевания, — Простите, милорд, — появляясь с зале, рыжеволосая сиюминутно склоняет голову, — Увлеклась шитьем.

Она не боялась его. Нет, не так. Она боялась не его и не его страшилась, встречаясь с цепким холодным взглядом. Страх перед человеком — ничто, по сравнению с тем, что этот человек может сделать, и страх, что Санса старательно прятала в самой глубине своей души, бился слабой пичужкой, загнанной в клетку, напоминая о себе, не давая переступить определенную черту. Она не из тех, кто будет трястись перед своим господином в надежде на снисхождение и хорошее отношения. Она не его шавка, готовая облизывать руки хозяина и подставлять голову в ожидании краткой ласки. Она не его девка, что будет довольствовать пустыми словами и совсем не правдивыми обещаниями (пусть Боги упокоят её душу). Санса Старк была его женой, была его супругой и в рамках своего положения, была готова дать все, что могла, но лорд, кажется, как она не поступи, все равно найдет в её поведении то, что будет не угодно его крутому нраву. Этого-то девушка и боялась. Непредсказуемость, невозможность просчитать то или иное действие, постоянное напряжение до ломоты в костях. Нужно было подождать. Нужно было потерпеть. О чем еще она уговаривала себя темной ночью, кутаясь в колючую шкуру? Винтерфелл был ее домом. Она родилась здесь. И пусть на рыжую голову обрушаться хоть двадцать таких лордов, она не склонит головы ниже, чем подобает её положению.

— Благодарю, — негромко слетает с губ и она встречает его прямой взгляд без всякой опаски, практически уверенная в своей абсолютной эмоциональной не проницательности. Внутри бешено колотится сердце, дыхание сбивается новым шагом, но бледное, как и прежде, лицо сохраняет типичную учтивость с намекам на сдержанную полуулыбку в подрагивающих уголках. Она коротко кивает подоспевшему слуге, в благодарность за поданный стул, еще один кивок на немое предложение вина, что тихо льется в стакан в возникшей тишине. Аппетита не было абсолютно, а к горлу по прежнему подкатывала тошнота, не унимаемая ни простой водой, ни листьями северной травы, что она старательно жевала по совету служанки. Но глоток вина девушка сделала, чуть скривившись. А потом еще один. И еще, полагая, отдай ей в руки весь кувшин, и он будет испит до на. Легче не становилось, но алая жидкость горечью остающаяся на губах, вопреки всему трезвила, возвращая сознанию некую ясность, пусть и весьма сомнительную.

— Я же сказала, увлеклась шитьем, — слишком резко отозвалась она в ответ на слишком спокойный, в ее понимании, вопрос. В следующее мгновение пришлось исправлять свои ошибки и северянка продолжила чуть мягче, так и не отставив в сторону бокал, — Шитье — дело не простое, — взгляд голубых глаз неотрывно смотрел куда-то в сторону, а она старательно подбирала слова и выстраивала их в предложения, дабы все было красиво и складно. Обычное дело, но сегодня особенно важное и щепетильное, — Пока не закончишь шов, нельзя отвлечься, — кому интересны эти непритязательные подробности? Разве, что самой Старк, усердно сохраняющей вид выдержаный и скупой на какие-либо  эмоции. Неловкое движение слуги поодаль и шуршание одежды заставляют ее вздрогнуть больше, чем от голоса Рамси и обернуться, словно вору, взятому с поличным. Как глупо. Еще один глоток вина и рыжая, встречается взглядом с супругом, растягивая губы в тягучей улыбке, — Зима будет холодной ныне. Я же не могу позволить, чтобы мой драгоценный муж отдал богам душу под властью этих холодов, — обидно будет. Такая легкая смерть. Ох, нет. Здесь же совсем иной смысл. Жаль, что его Санса утеряла в ворохе своих чувств,  — Надеюсь, вы любите волков, — вышивать родовых животных Старков на одежде Болтону — кощунственно, и не понятно, то ли Санса хотела тем самым уязвить его, то ли доставить удовольствие себе (и с радостью бы посмотрела на это, ведь в ее сознании Хранитель Севера навсегда останется с лютоволком на гербе). В конце концов, она — Старк, что в этом дурного? От того, коротко пожав плечами, она добавляет, —  Людей без кожи я вышивать не умею.

Курица холодная, вино горчит, но последнее она предпочитает совсем не съедобной сегодня птице, и кивком головы вновь просить заполнить опустевший бокал. Для виду поковырявшись в тарелке, девушка вновь хватается за пузатые бока и подносит к губам холодный край, приятно холодящий разбитую губу, — Вам нездоровится, милорд? — говорить о ком-то гораздо лучше, чем обращать внимания на себя, поэтому она с весьма искренним любопытством смотрит на молодого человека, — Вы бледны и … мрачны, — не разговорчивы, угрюмы, что еще добавить? И не сказать, что Сансу так уж беспокоили последние факты, но ведь она жена, а хорошей жене полагается проявлять заботу и какое-никакое участие в непростой судьбе супруга. Так, кажется, да? — Что-то случилось?   

Отредактировано Sansa Stark (2016-11-27 08:51:43)

— Даже если волки станут частью легенды, пройдут столетия, прежде, чем память о них будет погребена в вековых льда севера, — вино, да натощак развязывало язык и Санса поняла это не сразу, в конечно счете, все же, отставив бокал и принявшись вновь имитировать заинтересованность едой. Волки — всего лишь волки, не так ли? А их разговор, пронизанный вдоль и поперек намеками и ядовитой фальшью приторной вежливости, не нес в себе ничего более. От чего же внутри все болезненно сжалось? Она ощущала себя ничтожно под безразличным взглядом собственного мужа, но ничтожнее она чувствовала себя под взглядом собственным, наблюдая в зеркале, во что превращается день ото дня. Нет, не жалость к себе она испытывала, а отвращение. Это омерзительное чувство было тяжелее руки Болтона и ярче хлесткого удара. Стыдно, тошно  от собственной сущности, что должна прогибаться под тяжестью обстоятельств. Невыносимо понимать собственную беспомощность и соглашаться с ней, в то время, когда кто-то, как и раньше вершит твою судьбу. Не женой она стала, а пленницей в стенах родного дома, пленницей и чувствовала себя, опасаясь лишний раз вздохнуть. Какой толк в собственном происхождении, когда любой бастард ныне волен стать лордом? Какой толк в знатной фамилии, если ты простая шавка средь благородной волчьей родни? Простая сука в собачьей своре Болтона, пусть и до жути породистая, — Но если мой лорд так хочет, я, конечно же, научусь, — вышью герб Болтонов на твоей похоронной рубашке, — мысли, только мысли, приправленные улыбкой учтивости.

Она не любила эти долгие внимательные взгляды и каждый раз ощущала себя диковинной зверушкой, которую он, того и гляди, подстрелит. В его светлых глазах трудно было что-то прочитать, а выражение приятного лица редко когда отражало действительность. Увы, Санса Старк совсем не знала своего мужа, но старательно пыталась приноровиться к его характеру, уловить острые края его нрава. Воевать с тем, кто, так или иначе, является твоим супругом — глупо, а еще до тошноты утомительно, но натура девушки была слишком противоречивой, чтобы дать так просто захлопнуть рот на замок. Язык Сансы был её врагом слишком часто ныне, за редким  исключением. Это не тот случай, — Чем я вновь не угодила вам? — прозвучало несколько претензионно, пусть взгляд она спрятался на дне тарелки, в которую уставилась. Куриное крыло, изогнутое несколько не естественно (совсем как руки болтливой Миранды в последнюю минуту приятной встречи) не вызывало никакого желания к трапезе, но рыжая зачем-то схватила его и разломила до конца, вслушиваясь в тихий хруст хрящей.

Чего он от нее ждал? Что от нее требовалось? Признаться, новоиспеченная леди Винтерфелла постоянно задавалась этим вопросом, сжимаясь под холодом недовольного взгляда. Не разговаривать? Не смотреть? Не дышать? Она не могла руководствоваться чем-то абстрактным, а семейная жизнь в представлении обоих несколько отличалась. И да, Санса была готова целиком и полностью признать авторитет мужа, но в чем это должно выражаться? В словах? В действиях? Говорить с большим придыханием? Смотреть на него с замиранием сердца? Стонать под ним громче? В чем? Ответов не было, а вопросов меньше не становилось, — Я не понимаю вас, — глухо отозвалась девушка, откидывая на тарелку кости и отправляя в рот кончики пальцев, вместо того, чтобы взять в руки салфетку, как полагает воспитанной леди. О, нет, она понимала. Старк прекрасно понимала, к чему он ведет и к чему-то начат этот разговор, но старательно уводила взор и проявляла заинтересованность в чем угодно, только не в беседе. Например, вино. Бокал снова оказался в тонких пальцах.

— Вы лишите меня и этой малой радости, лорд Болтон? — на выдохе поинтересовалась она и сделала внушительный глоток, чувствуя, как хмельная горечь согревает саднящее горло. Провокация отметена была в сторону сразу же, от греха, — Лошади — единственные, кто еще не боится моей компании. Другие запуганы вашим авторитетом и не хотят пасть жертвой вашей немилости, — даже служанка и та лишнего слова не скажет, лишь посмотрит сычом и убегает, коли у хозяйки нет для нее поручений. Это невыносимо. Простое общение еще никогда не было таким важным и нужным. Санса и впрямь нуждалась в нем, а получала лишь Рамси. Никакого разнообразия, — Чем прикажете  мне заниматься? Я не могу весь день сидеть в четырех стенах, ожидая вас до поздней ночи, — и чаще не дожидаясь, в чем не было большой беды, но все же.

Отредактировано Sansa Stark (2016-11-29 22:12:38)

Она пропитывалась его раздражением. Его злость, скрываемая довольно скудно и не охотно, обволакивала, словно липкая паутина, заставляя замирать от каждого неосторожного движения и напрягаться от любого резкого звука. А что оставалось делать? Беспросветной трусихой Санса не была, иначе бы искала своего место где-то в другой части Вестероса, но и дурой тоже не являлась, понимая, что смерть от неосторожной руки супруга, не делает ей чести. Смерть вообще вещь слишком не благородная, и слишком легкий способ выйти из игры, в которую, так или иначе, она уже вступила. Нужно было делать очередной ход, а не махать белым флагом в надежде на чью-то милость. Милости от Рамси уж точно не дождешься

— Могу заверить, что лорд Бейлиш был весьма красноречив и на ваш счет, — подметила девушка, и плохо скрываемая ирония отразилась в виде такой же ироничной гримасы на лице, когда губы кривятся в пустой усмешке. Планы мужчины были еще большее не ясны, чем поступки Болтона, и ставка номинального лорда Долины начинала казаться все более бессмысленной и не нужной. Он так любил говорить о выборе, о правильных поступках и нужных решениях, а в итоге действовал в рамках своей выгоды. Это понимаешь не сразу, находясь в дымке мужского обаяния и приторного благородства, которое с благородством мало имеет общего, но чем больше задумываешься, тем ярче становится истина, а светлый образ меркнет в грязи подлинного лицемерия, — Моя судьба была не столь несчастна, — смотря с какой стороны посмотреть. Упиваться жалостью к себе сил не осталось, — Так что, поздравляю, милорд. Мы оба обмануты и обведены вокруг пальца. Мизинца, я полагаю, — отсалютовав молодому человеку бокалом, Старк с удивительной легкостью опустошила его до дна, поспешив качнуть головой в ответ на быструю реакцию слуги наполнить его вновь. Теперь точно хватит. Голова и без того превратилась в сосуд, по большей части пустой, где кое-как ютилась пара-тройка здравых мыслей. Остальное — сплошной сумбур.     

Должно быть, он собой гордился. Еще бы! Родиться бастардом без особых прав и перспектив на что-то большее, чем сидеть  у ног родного отца, в ожидании жалкой подачки, а в итоге не просто стать лордом, бери выше! Хранитель Севера. Слова, которые хотелось выплевывать. Слова, которые обесценились за столько короткий срок. Ей ли судить, достоин ли Болтон носить звание короля этих земель, но в сознании Сансы еще свежи были воспоминания об отце и прошлой жизни, что исключала слово «страх» в принципе. Были ли она столько юна, чтобы не замечать, или же Эддард Старк руководствовался иными принципами и взглядами на жизнь, ежели её новоявленный супруг, но уж что она могла сказать точно — отец никогда не прибегал к низменным человеческим чувствам, дабы сыграть хорошую партию.

— Не разделывала. В «воспитание истинной леди» подобные навыки не входят, — какого подвоха от него ждать и стоит ли ждать чего-то вообще, когда эмоции на лице сменяют одна другую? Рыжая сложила руки в замок, опустив их рядом с тарелкой и с большим интересом остановила своей взгляд на муже, стараясь уберечь себя от опрометчивых слов до последнего, но… — Страх — жалкое чувство, милорд,  — но нет, — Оно не принесет вам ничего из того, что вы ждете, — голубые глаза пристальнее впились в человека, улавливая даже малейшее изменения, —  Собираетесь строить на нем свой авторитет? В чем смысл? Хотите остаться бастардом в глазах людей или же стать истинным Королем Севера? Хотите тащить за собой людей, как на плаху, или хотите, чтобы они шли за вами сами, как за своим господином? Страх не рождает уважение. Уважение рождают поступки. Ваши и тех, кто близок вам, — на мгновение замолчав, Санса вцепилась пальцами в украшение на шее и с остервенением сдернула его, чувствуя обжигающе прикосновение разорвавшейся цепочки. Звенья порвались, россыпь незамысловатых камней с тихим стуком рассыпалась по полу. Жаль. Красивое было. Откинув остатки того, что некогда скрывало неровный чуть запекшийся шрам на шее, куда-то на середину стола, девушка выдохнула, — Ответишь за этот? — тонкий палец коснулся синяка на скуле,  — За этот? — ссадины на подбородке, — За этот? — разбитой губы, — За этот, может быть? — чуть подрагивающая ладонь накрыла шею. Поступки слуг — отражение самого хозяина, разве нет? — Или семейную жизнь ты тоже планировал строить на страхе? — вопрос риторический и ответа на него она, конечно же, не ждала, — Винтерфелл — мой дом. Ты теперь моя семья, — по слогам, сквозь стиснутые зубы. Она чувствовала, как теряла последнюю ниточку, что удерживает ее на плаву, — И я не боюсь тебя, Рамси.